Мы снова заблудились в переулках у Патриаршьих, сидели у пруда и пили вино, и все было так по-настоящему, чутко, полно, глупо и смешно, что страшно сказать. Таскали по улицам Арину, завернутую в плед, одевали меня в ящик из-под стиральной машинки, играли в агиткуб, хохотали напропалую. И не было ничего ни честнее, ни важнее. Я теперь ничего не боюсь, ничего не жду, и, кажется, уже больше ничего не желаю. Чего же еще желать?



В последние два дня я все время думаю над нашим с Ариной диалогом о том, что когда мы все разъехались было абсолютно непонятно, зачем, зачем вообще заводить новых друзей, зачем сходиться с другими людьми, зачем снюхиваться, раскрываться, отказываться от социальных ролей по очереди, чтобы предстать перед этими людьми нагим, какой есть. Время потихоньку начало расставлять все на свои места, я потихонечку начал выходить на контакт, обрел нескольких невероятно хороших и правильных, правда довольно поверхностно, но чуял то, что я мог бы быть рядом с ними и играть на их стороне. Однажды, быть может. Я и в первом моем городе изредка откапывал светящихся и настоящих людей, и становился частью их жизни.

Вот только есть один важный нюанс. Только присутствие именно моих родных, именно в такой концентрации расставило все по местам, дало мне почву под ногами, крылья и возможность светиться на все миллиарды запрятанных в мою глубь люменов. Только оно является необходимым и достаточным, как точно выражаются математики, компонентом безоговорочного счастья, спокойствия и веры. Не сказать, чтобы все остальное было совсем не важно, скорее оно снова становится важным благодаря им. Начинаешь ли ты общаться с новыми людьми, играть в новые игры, менять работы, это все может быть как неважным, так и сверхважным и правильным. Но без базиса, фундамента, сотканного из этих людей все это шатко, как карточный домик.